Сосенко Владимир Игоревич

 

Сосенко Владимир Игоревич родился 12 апреля 1970 года в городе Лебедяни Липецкой области. В 1988 – 1990 годах служил в армии. Имеет юридическое и экономическое образование. Прошел трудовой путь от водителя грузовика до начальника отдела и службы на крупном пищевом предприятии. Женат, имеет двоих детей.

Любовь и тягу к поэзии приобрел еще в юности, зачитывался Есениным. Предпринимал попытки написания стихов. Более осознанно начал писать после 30 лет. На данный момент является членом союза писателей «Воинское содружество». Публиковался в печатных изданиях Лебедяни, Данкова, Ельца, Липецка. Выпустил сборник стихов «Фонарный столб». Является автором текстов нескольких десятков песен.                           

Страница автора на сайте Стихи.ру    http://www.stihi.ru/avtor/vladimirsosenko                          

 

Фонарный столб

 

 Я столб фонарный…. И всего лишь…

Судьба моя – стоять на месте,

Быть замурованным под землю

И видеть жизнь лишь до угла.

Но если ты сказать позволишь,

Я расскажу, как бьется сердце,

И как мои устали ноги,

Как тянут плечи провода.

Как манит даль за поворотом

Своей дорогой непонятной,

Как я хочу сбежать из плена

Мне ненавистных, скучных дней,

Которых дал с лихвою кто-то.

И я, как мученик распятый,

Несу смиренно свою ношу

Под звон натянутых цепей.

Другим дорогу освещая,

Я жизнь свою провел во мраке.

Другим дорогу освещая,

Сам – полуслеп, измучен, стар.

Но все же я людей прощаю,

Смиряясь с болью, я прощаю,

И даже тех, кто своей властью

Меня так крепко приковал…

 

***

Дано сполна: манящий взгляд,

Изящный стан и стройность речи.

И, несомненно, всех подряд

Пленяют волосы и плечи.

До неприличья хороша

И очарована собою.

Лишь там, где быть должна душа,

Холодной веет пустотою…

   

      

Стране…

 

  Ты голодная,

                 Ты холодная,

Истрепалась, как миска походная…

 

Ты обижена,

                 Ты пристыжена,

Словно блудная девка, унижена…

 

Ты валяешься,

                  Ты спиваешься

И на грабли опять натыкаешься…

 

Не опомнишься…

                  В бездну кинешься…

Вновь упавши, уже не поднимешься… 

 

 

 

Родному городу Лебедянь

 

Распластался закат над излучиной Дона.

На Ямской и Дворянской шумят тополя.

Тишь уютных дворов так мила и знакома.

И про наше родство знаешь ты, знаю я.

В час свиданья с тобой прохожу до рассвета

По твоим переулкам, что манят, пьяня.

И оттает душа, вновь наполнившись светом,

Что тебя я люблю, знаешь ты, знаю я.

 

 

Не уходите, не простив…

 

 Не уходите, не простив

Унылый дождь за грязь и слякоть,

Глаза, что просятся заплакать

В обнявший плечи палантин.

Не уходите, не простив

Часы с последнею минутой

И стол с оставленной посудой –

Он с ней как будто не один…

Не уходите, не простив

Немного дерзкий лучик света

И между штор застрявший с лета

Из звуков радуги мотив.

          Не уходите, не простив…

 

 

 Дождь в переулке

 

Плывут машины в городской реке,

И босоногий дождь стучит по лужам.

Мой старый зонт в приподнятой руке

Кому-то оказался еще нужен…

Размыта тушь…. И струйкой по щеке

Она стекает прямо в мое сердце.

Заботы и проблемы – вдалеке,

И в голове – не чай и полотенце…

Очередной трамвай протарахтел.

Забыт футбол и хлеб намокший в сумке.

Как много я понять тогда успел

Под шум дождя в соседнем переулке!

 

 

Путь

По замерзшему... По тракту,

По надвзгорьям да по нервам.

Не по вымыслу – по факту,

Если надо, буду первым!

Жизнь – пустою колесницей –

В суете размыты цели.

Пусть все к черту разлетится…

Лишь бы души уцелели…

По пути одни бурьяны,

Пустота и злые лица.

Нет, ребята, я не пьяный,

Нет, ребята, мне не снится…

 

Только ветер в поле чистом

Пропоет: «Ну что ж ты, милый?

Ты зачем летишь так быстро?

Впереди кресты… Могилы...

Пощади… больную душу.

Не юродствуй над богами.

Кто и где сегодня нужен,

Не должны решать вы сами...

Ты держи судьбы поводья

Со слезами и со смехом.

Принимать Богоугодье

Не помеха… Не помеха…».

 

…Вновь знакомый перекресток,

Мне пути его немилы…

Путь налево – слишком просто…

По прямой – нет больше силы…

 

 

Глубинка

 

Ты скажи мне, России глубинка,

Где таится твой яркий расцвет?

Ныне грустная очень картинка

Сплетена из печали и бед.

Тихо стонут седые избушки,

Покосившись под тяжестью лет,

Словно стан одинокой старушки,

Что взяла свой последний билет.

Взор мой небо поманит закатом

И шепнет мне: «Иди в бобыли».

За порогом опять кто-то матом

Речь родную валяет в пыли.

Отпечаток потрепанной жизни

Отложился на лицах людей.

Все сильнее крик нашей отчизны,

И в сердца наши бьет все больней.

Русь родная, откинь свою робость,

Ты стоишь средь такой красоты!

Пусть одеждой спадет вся убогость,

Обнажив всю красу наготы.

 

                   

Дребедень

 

Горизонт. Первый луч. Новый день.

А вокруг – ну одна Дребедень.

Собрала весь народ в хоровод,

Про пустое поет и орет.

Чуть в сторонку – она бьет челом –

Поделом вам, ванькам, поделом.

И в бесовский пускается пляс,

И удавку на шее у нас

С каждым днем зажимает сильней,

Чтобы было России больней…

Нам неведома воля небес –

С Дребеденью прожить или без.

Я ж надеюсь, что рухнет плетень,

Что плетет день за днем Дребедень…

 

***

Отстрадал я до самого дна…

Отлюбил до последнего вздоха…

Стала жизни моей грош цена.

Завершилась она раньше срока.

Если в сердце погас яркий свет,

И дыханья мечты не осталось,

Нет тоски и страдания нет,

А в друзьях лишь седая усталость,

Значит, кончен отпущенный срок.

Только плоть все плывет по теченью,

Ожидая последний звонок

И прося всех грехов отпущенье…

 

 

Строка

 

Меняются эпохи и века

Но вновь неугомонная строка

Кричит в ночи, ломая карандаш.

Ее не остановишь, не продашь…

И вновь под гильотиной палачей

Строка лишь станет жестче и острей.

Про то неоднократно ведал нам

Булгаков, Пастернак и Мандельштам…

 

Горит свеча. Торопится рука.

В созвучии с душой творит строка…

 

***

Шуршащей листвой рассыпается осень,

И грустную песню дожди застучали.

Откуда в душе эта странная проседь

И дни, что наполнены ноткой печали?

       Все чаще в осенний и вымокший вечер

Гостит у меня непокорная память,

Приводит неслышно забытые встречи

(Те встречи – что снег, не желающий таять).

И стонут нещадно сердечные раны,

Наверно, они – после счастья похмелье…

Немая тоска снова льется в стаканы,

Под песню дождя и хмельного забвенья…

 

 

 Провинциальный городок

 

 Родной, провинциальный городок,

Твой лик похож на старого поэта.

Под вечер ты бываешь одинок,

Взгрустнешь немного на исходе лета...

Под осень ты готовишься ко сну,

Снимая с веток яркие наряды.

А я пиджак помятый достаю.

С годами октябрю мы стали рады…

В соавторстве с тобой я напишу

Немного строк под вздохи междометий

Про то, как я когда-нибудь уйду…

Но будешь ты стоять среди столетий.

 

 

И за письмом письмо…

 

И за письмом письмо вослед…

Ответа нет… Так много лет…

Перо, уставшее писать

Давно забытый всеми адрес,

Пыталось матери сказать,

Что, кажется, должны все знать…

Что двадцать лет – огромный срок.

Сын, даже если б занемог…

Но ничего на склоне лет

Важнее в жизни просто нет,

Чем ждать затерянный ответ,

Который словно где-то рядом.

А наяву – под Ленинградом

Был не дописан в двадцать лет…

 

***

 

Мы несли любовь

                                 На двоих одну.

           Руки, ноги в кровь,

                А душа – в раю.

Но в тумане лет

                                 Стало все сложней.

И сегодня нет

Пламени страстей.

И в твоих глазах –

Потускневший блеск.

И на крепких швах

Раздается треск.

Дальше как идти?

Ноги – что в песке.

Так зачем нести

Нам кота в мешке?

Больше не люблю.

Грянут бубенцы…

Развяжу петлю.

Обрублю концы.

 

           

 В городе N…

 

В городе N стихли краски и звуки,

Спать улеглась беспокойная пыль.

Лишь манекенов уставшие руки

Молча взывают: подайте костыль.

В доме трамваев седых и не очень

Сникли движенья, потухли огни.

Нам не узнать – может, в таинстве ночи

В души трамваев вселяются сны…

Псу одинокому ночью спокойней,

Меньше беднягу тревожит тоска.

Днем слишком часто он бродит голодный

Мимо большого чужого куска.

Памятник в бронзе со свежим букетом

Дремлет в тиши, отмеряя свой век.

Жизнь замирает, но завтра с рассветом

Пустится вновь в нескончаемый бег…

 

                                           

Поэт

 

Какой поэт не пишет по ночам?

Под чуткие ее прикосновенья,

Прося с небес Его благословенья

И отдавая почести свечам.

Какой поэт не пишет про страну?

Коль Русь – то не хватает ярких красок,

Ведь хочется честней, без лживых плясок,

Про родины нелегкую судьбу.

Какой поэт не пишет про любовь?

Про радость встреч и горечь расставанья,

При этом будоража свою кровь

Виденьями далекого свиданья…

Какой поэт не пишет про любовь?!

 

 

 

 Одиночество

 

 За моим загрустившим окном

Чей-то смех, суета и беспечность.

Ну а мы, как обычно, вдвоем:

Только я и унылая вечность.

Заварю крепкий чай поутру,

Я еще неподвластен бессилью.

И намеренно шкаф не протру –

Не хочу разлучать его с пылью.

Одиночества в этих стенах

Накопилось в великом достатке.

Оно в мыслях, движеньях, вещах

Оставляет свои отпечатки.

Старый плащ лишь слегка прошуршит

Рукавом, что качнется внезапно.

Подбодрить он меня норовит,

И забота его мне приятна.

Но я знаю – мы в доме одни:

Только я и унылая вечность.

И, бредя по ухабам тоски,

Я негромко уйду в бесконечность…

 

 

 Нищенка

 

 Звон монет в морщинистой ладошке,

Тень потухшей жизни на челе.

Скорбь и хлеб соседствуют в лукошке,

Что стоит покорно на земле.

Взгляд опущен незавидной ролью.

Губы – без улыбки много лет, –

Со смиреньем, кротостью и болью

Молча просят окончанья бед…

 

***

Шел Россию насквозь

По полям и холмам.

Все пути вкривь да вкось

Словно режут по швам.

Я искал тайный смысл

Непонятной души.

Я ловил ее мысль

В полупьяной глуши.

Вдруг увидел – страна

У меня за спиной

И торгует она

То ль хамсой, то ль собой…

Я бежал поперек,

Полз обочины вдоль.

Самому невдомек,

Что за странная роль?…

Круг за кругом идти,

Выбиваясь из сил,

Но во время пути

Я ее полюбил!

Ту торговку хамсы,

Недодавшую рубль.

Боже, дай ей весны,

Обогрей, приголубь…